Один из них, седой высокий мужчина лет пятидесяти с присущими оборотням низкими бакенбардами и густыми бровями, подошел ближе и, присев на корточки передо мной, спросил:
— Твой интерес к замку и его хозяину как-то связан с тем, что за тобой охотились?
— Напрямую, — по-прежнему хрипя, ответила я.
— Объяснишь? — спокойно спросил он.
— Только лично хозяину замка. Я обещала, — подняла голову выше и, показала ему глаза, зная, что ложь они могут чувствовать.
— Идем, — он подал мне руку, не обращая внимания на грязь и кровь.
Я неуверенно смотрела на нее и не знала, как поступить. Поверить и рискнуть или бежать от них быстрее, чем бежала до этого. Сейчас, когда погоня не дышала в затылок, въевшийся под кожу страх перед оборотнями дал о себе знать.
— Ну, давай же, девочка. Видимо, срочное дело тебя привело, раз так торопилась.
Я кивнула и снова замерла загнанным кроликом. С трудом переборов приевшуюся годами осторожность, протянула свою ладонь.
Седой, оценив мой вид и сбросив свой плащ, натянул его на меня. А затем, дернув мое тело на себя словно пушинку, закинул на лошадь.
— Собирайтесь, уходим, — скомандовал он остальным, которые с жадным любопытством косились в нашу сторону.
Все сборы заняли всего пару минут. Никто ни о чем не спрашивал, и отряд вел себя так, словно им каждый день приходится встречать в лесу чужаков.
— Спасибо, — шепнула я седому спустя несколько километров пути.
— Отошла? Это хорошо.
Странное чувство. Никто никогда не пытался мне помочь или хотя бы просто проявить доброе отношение. Странное и приятное. Я не могла этого не отметить, даже невзирая на все то, что случилось за эту ночь.
— Никогда в землях Дака порядка не было. Надо ему будет положить конец такому развлечению его распоясавшихся арендаторов.
Я промолчала. Не повернулся язык сказать, что Дака Вульфа больше нет. Очень сомневаюсь, что смогу, рассказав обо всем сейчас, повторить эту историю самому лорду. На один раз бы хватило сил и выдержки, которая таяла с каждой минутой.
К полудню мы добрались до замка. Главные ворота был гостеприимно открыты, но стража на стенах зорко следила за тем, кто входит. Если мои спутники и были привычными посетителями, то я стала центром внимания всех, кто оказался поблизости. Кто-то с жалостью изучал мое потрепанное состояние, другие укоризненно качали головами, глядя на мои оголенные из-за задранной юбки ноги.
Седой оборотень легко стянул меня с лошади и, взяв за руку, повел по лестнице к тяжелым дверям, за которыми оказался большой зал. Во главе стола сидел внушительных размеров мужчина, что-то внимательно читающий.
Один из тех, кто стоял возле стола и указывал ему на бумаги, подошел к нам. Молодой, с веснушками на улыбчивом лице.
— Здравствуй, Гай. Что за птенчика привел? — полюбопытствовал он, насмешливо улыбаясь.
Я дернулась в сторону, как от удара. Тот, кого назвали Гай, придержал меня и, зло сощурив глаза, прорычал:
— Заткнись, Локи. Уже не щенок, чтобы быть таким глупым.
Молодой оборотень перестал улыбаться и пристальнее присмотрелся ко мне. Окинув взглядом мое плачевное состояние, спросил:
— К Грею с жалобой?
— Не знаю, — сознался Гай. — Но, чувствую, дело серьезное.
— Он не в духе. Церковники наведывались и опять требовали южные поля в свое пользование.
— А он что?
— Как обычно.
— Ясно.
Я ничего не поняла, но спросить не решилась. Да и какое мне дело? А еще тихо выдохнула от облегчения, что не столкнулась с церковниками. Не раз приходилось неделями отсиживаться на болоте, пока священники собирали подати в окрестных селах.
— Рискнешь? — вопросительно задрал бровь Локи.
— Это важно, — прошелестела я.
Молодой оборотень, отвернувшись, целенаправленно двинулся к столу и, наклонившись, что-то тихо шепнул на ухо своему господину. Тот резко поднял голову и уперся в меня взглядом. Я забыла, как дышать. Темные волосы, загоревшее лицо с прямым ровным носом и тяжелым подбородком, пепельные, почти дымчатые глаза. Этот взгляд завораживал, обездвиживал, смотрел в душу и… пугал. Это не был страх за жизнь, это было что-то более глубокое и первобытное — страх за душу.
И без того мелкая дрожь от холода стала многократно сильнее от волны незнакомых, задевающих сущность чувств. Гай, заметивший мое состояние, постарался успокоить:
— Не бойся, девочка, он резок, но справедлив.
Справедлив? Справедливость — это как раз то, с чем я незнакома, и не узнаю ее, даже если столкнусь.
И даже от его уверенного тона спокойней мне не стало, особенно учитывая то, что в этот момент Вульф поднялся из-за стола и двумя широкими шагами преодолел расстояние, разделяющее нас. Как не бояться человека, который возвышается над тобой массивной фигурой на две головы и подавляет одним своим присутствием? Сжавшись в комок, я попыталась отступить, но Гай положил свою руку мне на плечо, останавливая мое невольное бегство.
— Мне сообщили, ты имеешь, что сказать? — хрипловатый голос пробирал до самых костей.
С трудом подавив позорное желание спрятаться за спину Гая, я, разлепив ссохшиеся губы, пролепетала:
— У меня Ваш ребенок.
Видимо, это был неудачный выбор слов, потому как не только хозяин замка, но и мой спутник с удивлением воззрился на меня.
— Да что ты? — хмыкнул Вульф. — Плохая попытка, девочка. У меня раз в неделю на пороге появляется очередная оборванка с заявлением, что якобы беременна от меня. Неужели я выгляжу таким простаком?
По залу прокатились смешки.
— У тебя не может быть от меня ребенка… я бы запомнил, — тише добавил он.
— Я не сказала, что вы его отец, — унижение, испытанное мной в этот момент, развязало мне язык и добавило смелости.
Слишком тяжелые часы пережила я за последние сутки, чтобы после всего этого выслушивать насмешки богатенького лорда. Сжав руки до боли в костяшках пальцев, я расправила плечи и подняла взгляд на Вульфа.
Видимо, что-то отразилось в моих глазах, так как внимательно наблюдающий за мной Гай, напрягся.
— Конечно, не я. От тебя тянет оборотнем и даже знакомым мне оборотнем, не могу понять, кем именно, но определенно не мной, — тем временем продолжал лорд.
Я с силой сжала челюсти от дикой обиды, и почувствовала, как на моем плече сжалась рука седого.
— Погоди, Грей, — напряженно вставил он.
Вульф озадаченно посмотрел на Гая, а потом чуть внимательней на меня.
— Говори, тебя обидели? — сменил он тон, но злости в его голосе прибавилось.
И о чем он сейчас подумал? Но выяснять не стала, а просто опустила одеяло, открывая спящего на моей груди ребенка. Смешки и перешептывания вмиг прекратились. Новорожденный младенец и залитая кровью рубашка заставили замолчать даже самых ехидных. Задеревеневшими пальцами я развязала узел на шее и, перехватив мальчика, протянула его лорду. Ребенок, потеряв источник тепла, громко закричал, размахивая крошечными кулачками и открывая сверкнувшие на свету серые глаза. Глаза Вульфов.